СЛУЧАЙ АЛКОГОЛЬНОГО ДЕЛИРИЯ У МУЖЧИНЫ, РЕВНОВАВШЕГО СВОЮ ЖЕНУ
Пациент Андрей Николаевич 40 лет. Поступил в стационар Челябинской областной психиатрической больницы в 1995 году. Его госпитализация состоялась в порядке скорой психиатрической помощи по поводу симптоматики острого алкогольного психоза. Андрей Николаевич оказался хорошего физического развития атлетически сложенным мужчиной, к тому же довольно высокого роста. Однако при поступлении в стационар ничто не свидетельствовало о его благополучии. Заболевший находился в состоянии крайнего эмоционального возбуждения: не мог усидеть на месте, боролся с мнимыми преследователями (как, впрочем, и с санитарами, пытающимися его усадить), выкрикивал нецензурные ругательства в их адрес, требуя оставить в покое его жену. При этом выглядел он крайне неопрятно: рубаха, как и другие вещи туалета, были в нескольких местах порваны, на кисти левой руки кровоточила свежая (хотя и не очень глубокая) рубленая рана, волосы были всклокочены. Тело сотрясал крупноразмашистый тремор. Контакту пациент был фактически недоступен: на вопросы врача практически не отвечал, будучи захвачен психопатологическими переживаниями (расстройствами восприятия и галлюцинаторным бредом), критики к своему болезненному состоянию не высказывал. Тем не менее с большим трудом, но удалось определить, что ориентировка в собственной личности у пациента не нарушена, однако присутствует частичная дезориентировка в месте пребывания - утверждал, что находится в медицинском учреждении, но не может точно определить, в каком именно и для каких целей. Предполагал участие медицинских работников в расправе над ним. Также был дезориентирован в календарном времени - называл июль месяц 1995 года. Формальные расстройства мышления не выявлялись.
История жизни
Отец живёт в городе Челябинске, пенсионер, до выхода на пенсию работал электриком на комбинате. Злоупотребляет алкоголем уже более двадцати лет, алкоголизация носит периодический характер, но выраженных соматических осложнений не отмечается. Злоупотребление алкоголем у отца приблизительно совпадает с перенесённой им черепно-мозговой травмой в виде сотрясения головного мозга и развившимися в течение нескольких лет после неё изменениями характера: вспыльчивости, раздражительности, чрезмерной скупости и утрированной требовательности к родным, а также ипохондрического поведения (чрезмерной фиксации на проблемах своего здоровья). Мать умерла шестнадцать лет назад от сердечно-сосудистой недостаточности, вследствие декомпенсации порока сердца, алкоголизировалась при жизни незначительно, исключительно в рамках праздничных застолий. По характеру мать была доброй, уравновешенной, в меру общительной женщиной, была конторским служащим. Младший брат (36 лет) живёт в настоящее время в другом сибирском городе, работает инженером на заводе, алкоголем не злоупотребляет, по характеру - человек общительный, добрый и уравновешенный. Течение беременности и родов у матери проходило без осложнений, и наш подопечный родился здоровым. Рос и развивался как в психическом, так и в физическом отношении хорошо. В дошкольном возрасте болел без осложнений корью и ветряной оспой, редкими, 1-2 раза в год ОРЗ. Процессу воспитания детей родители уделяли достаточно много внимания, проявляя заметный интерес к их делам как в плане школьных, так и внешкольных занятий. Воспитание не предусматривало ущемления их личных интересов, наоборот, предоставляло возможности для формирования собственной точки зрения и её вербализации. Преимущественная нагрузка по реализации этого процесса лежала на матери, что сформировало выраженную детскую эмоциональную привязанность к ней. Однако в характере нашего клиента с детства наряду с сильной эмоциональной привязанностью к матери отмечаются также настойчивые требования повышенного внимания с ее стороны. При отрицании последней этих требований он довольно сильно капризничал и раздражался. Заметна была и его злопамятность к перенесённым обидам. Появление на свет младшего брата заболевший воспринял с ревностью, которая, в основном, была направлена к матери. Родители, видя агрессивные тенденции старшего сына по отношению к младшему, старались уделять ему больше внимания, что отчасти решало проблему. Детский сад посещал с трёхлетнего возраста, где периодически конфликтовал с ровесниками и воспитателями по самым разнообразным поводам. Организатором конфликтов преимущественно выступал сам. В школу пошёл с семи лет, адаптировался в коллективе в целом неплохо. Редкие драки с одноклассниками существенно не нарушали его межличностную коммуникацию. Проявлял интерес к занятиям, особенно к физике и математике. Школьная успеваемость, в основном, оценивалась на «хорошо». Посещал школьный кружок по физике. Свободное от школы время проводил на улице в кругу сверстников, отношения с которыми складывались периодически конфликтными. Часто дрался на улице, не боялся физического противостояния соперников. Близких друзей не было. С двенадцатилетнего возраста стал посещать секцию бокса. Увлёкся этим видом спорта, много времени посвящал тренировкам, имел хорошие достижения на соревнованиях. В старших классах школы перевёлся в спортивный интернат, где появилась возможность больше времени уделять любимому хобби. Успеваемость несколько снизилась, но интернат закончил без особенных проблем и поступил в техникум по специальности «электрик». Продолжал заниматься спортом, получил 1-й разряд по боксу. Впервые попробовал алкоголь в пятнадцатилетнем возрасте в количестве около 400 граммов пива. Алкоголизировался в кругу ровесников «за компанию». Опьянение проходило с повышением настроения, неудовлетворительного соматического состояния на следующий день не было. С 16-летнего возраста алкоголизация небольшими дозами пива или вина происходила 1-2 раза в месяц перед дискотеками или школьными праздничными вечерами. Обучение в техникуме продолжалось благополучно, и через три года он получил диплом. По окончании техникума был призван в ряды Советской Армии; служил в погранвойсках Приморья. Адаптировался в армии неплохо, конфликты с сослуживцами были редки. Демобилизовавшись, вернулся в Челябинск, где устроился работать в научно-исследовательский институт по полученной в техникуме специальности. К этому времени относится его начало злоупотребления алкоголем в кругу сослуживцев. Вначале алкогольные эксцессы были еженедельными - в пятницу, по окончании рабочей недели. Алкоголизировался водкой с переносимостью до 0,5 литров в сутки. В течение 5 лет (до 27-летнего возраста) частота приёма спиртного достигла 2-3 раз в неделю. Появились признаки потери ситуационного и количественного контроля, наблюдались блекауты и финальные амнезии. Злоупотреблению алкоголем во многом способствовал тот факт, что в 25-летнем возрасте пациент женился, но с первого же года супружеской жизни отношения в семье стали складываться не самым лучшим образом. После конфликтов с женой мог алкоголизироваться до трёх дней подряд. Конфликтные взаимоотношения были обусловлены отчасти высокими требованиями подопечного к жене, его стремлением её «воспитывать». Жена же не разделяла таких наклонностей супруга, наивно полагая, что уже вышла из соответствующего возраста. Детей в браке не было. Брак распался, когда заболевшему было 29 лет, после чего злоупотребление алкоголем усугубилось. В возрасте 31 года у него появляются первые признаки алкогольного абстинентного синдрома, который к 33 годам стал уже выраженным. Алкоголизация приобрела запойный характер, суточная толерантность к спиртному достигала 1 литра водки. Сменил место работы, устроившись грузчиком на предприятие, где была более высокая заработная плата. В возрасте 35 лет вновь женился. У его избранницы брак стал также повторным. Вторая жена, по мнению пациента, женщина весьма красивая и общительная, привлекающая внимание и многих других мужчин. С начала 90-х годов она работала по найму продавцом в коммерческих организациях, алкоголем не злоупотребляла. Брак был заключён, по словам нашего подопечного, на основе взаимного чувства любви, и первое время был довольно счастливым. Достаточно сказать, что наш клиент в течение первого года супружества практически не алкоголизировался. Алкоголизация им была возобновлена после эпизода ревности к супруге, которая во время одного праздничного вечера дважды танцевала с неким сослуживцем. Поведение жены показалось мужу несколько фривольным и послужило поводом для скандального выяснения отношений дома. В дальнейшем алкоголизацию возобновил в прежнем объёме. После вышеописанного эпизода чувство ревности у курируемого не исчезало, напротив - он стал более внимательно присматриваться к поведению супруги, больше спрашивать её о причинах опозданий с работы, интересоваться коллегами. Отношения в семье приобрели более сложный, натянутый характер, тем более, что оправдания и заверения жены сколько-нибудь заметным образом его не успокаивали. В 1994 году супруга устроилась на работу продавщицей коммерческого киоска, владельцами которого были лица армянской национальности. Муж сразу заявил, что ему крайне не нравится такое положение дел. Однако в силу сложившихся обстоятельств, таких как недостаточно высокая заработная плата мужа, потеря предыдущего места работы и наличие долговых обязательств, супруга сумела настоять на актуальной необходимости данного трудоустройства.В конце 1994 года, вследствие неоднократных нарушений трудовой дисциплины (алкоголизация на рабочем месте), пациент сам был уволен. С 1995 года состоит на учёте в службе занятости. В 1995 году, оставшись без дела, заболевший уделяет ещё более пристальное внимание поведению супруги: больше спрашивает её о сослуживцах, иногда встречает после смены или без предупреждения приходит на работу, настаивает на большем пребывании дома. Подобная бдительность со стороны мужа сначала озадачивала, а затем стала откровенно раздражать супругу, являлась причиной частых семейных конфликтов.
Со слов больного, армяне - хозяева коммерческого киоска - лица явно криминального поведения. Аргументирует своё мнение косвенными признаками: стилем работы, «особенным специфическим» поведением, манерой речи, определёнными высказываниями жены. С сентября - октября 1995 года негативное отношение клиента к работе жены и хозяевам киоска ещё более усугубилось: он теперь не только детально расспрашивает супругу о работе, но и пытается разобраться «в сложившейся ситуации» с владельцами киоска, неоднократно конфликтуя с ними. Внезапно появилась мысль, что жена «под давлением хозяев» изменяет ему, вынуждена вступать с ними в половые отношения, чтобы не потерять работу. С тех пор эта идея уже не оставляла его. Подобные мысли и подобное поведение сопровождаются усугублением злоупотребления алкоголем, дисфорическими (тоскливо-злобными) формами опьянения. Такое положение дел продолжалось до середины декабря 1995 года.
История перенесённого психоза
В середине декабря 1995 года по причине значительного соматического дискомфорта вынужден был прервать трёхнедельный запой. Алкогольные абстинентные явления были выражены уже на следующий день и достигли пика к 3-5-му дню воздержания. Нарушился сон, со второго дня наступила полная бессонница. Во время бессонных ночей испытывал элементарные обманы восприятия: шум в ушах периодически слышался как скрип двери либо как звук текущей воды, при закрытых глазах тёмные круги иногда казались чьими-то тенями. Обратиться за врачебной помощью нужным не посчитал. Соматическое недомогание не позволяло с прежней тщательностью следить за поведением жены и владельцев киоска, но данные мысли продолжали занимать его мозговую активность. Через пять дней, находясь один дома, вечером, пациент увидел, как к нему домой зашли двое армян - владельцев коммерческого киоска, где работала жена. Как они открыли дверь и оказались в комнате, больной не заметил. Выглядели незваные гости не вполне естественно - «были какими-то плоскими», но каких-либо особенных сомнений в их реальности у него тогда не возникло. Вели себя гости фактически сразу по прибытии «крайне вызывающе»: некорректно разговаривая и используя ненормативную лексику, заставляли нашего подопечного объяснить своё преследующее поведение, требовали в унизительной для него форме вымаливать прощение, угрожая физической расправой. О сексуальных связях с его женой категорически заявили, что «это не его собачье дело». Наш пациент, справившись с первым «шоком» от внезапного вторжения, не стал попусту тратить время на долгие и бесперспективные переговоры, тем более проводимые в подобном тоне, и вступил в отчаянную драку. Однако с помощью кулаков бороться было достаточно сложно - гости каким-то непостижимым образом избегали его ударов, так, что пациент ни разу никого не задел. Тогда он схватил топор и стал размахивать им, но нанести каких-либо повреждений недоброжелателям, по-прежнему, не смог (чего нельзя сказать о мебели, находившейся дома и оставшейся почти полностью разрушенной). Сказать что-либо о промежутке времени, в течение которого разворачивались эти события, трудно, но пришедшая в десятом часу вечера домой супруга застала мужа в самом разгаре борьбы с невидимыми противниками. Напуганная происходящим, она вызвала бригаду скорой психиатрической помощи, и уже через час пациент был доставлен в приёмное отделение психиатрической больницы. Госпитализация в наркологическое отделение психиатрической больницы была затруднена состоянием сильного эмоционального и двигательного возбуждения больного, брутальным нарушением его поведения. Уже в отделении к нему вынуждены были применить «мягкую фиксацию», так как справиться с боксёром, пусть и в прошлом, было достаточно проблематично. Будучи фиксированным к кровати, пациент видел уже в палате всё тех же армян и собственную жену. Армяне, издеваясь над его беспомощным состоянием, вступали в садистические половые отношения с его женой, явно против её воли, затем «переуступили» её больным, находящимся в палате. Последние также не скрывали своего злорадства и комментировали свои оргастические ощущения больному. Супруга при этом сильно кричала и звала на помощь. Обессилев от отчаяния (либо под действием седативных лекарственных веществ), наш подопечный погрузился в кратковременный тревожный сон. Через 30-40 минут забытья он очнулся и «увидел себя» спускающимся в сопровождении двух санитаров в подвал, где стояли анатомические столы для препарирования трупов, на которых лежали мёртвые вскрытые тела и человеческие органы. Понял, что его ждёт такая же участь, но сил для сопротивления уже не находил и был относительно безучастным к своей дальнейшей судьбе. В очередной раз уснул, ощущая себя наголо раздетым и привязанным на анатомическом столе.
Комментарии жены
Рассказ жены в целом подтверждает вышесказанное. Она отмечает, что муж всегда был человеком несколько недоверчивым и подозрительным, но достаточно легко поддавался словесной коррекции, лёгкое же чувство ревности с его стороны даже тешило её тщеславие Его подозрительность и ревность возросли до угрожающих масштабов в 1995 году параллельно с потерей работы. Освободившееся время и нехватка денежных средств были достаточно чувствительны в фрустрирующем плане для мужа, вызывая у него чувство собственной мужской несостоятельности. Внимание супруга фиксировалось на её поведении и взаимоотношениях её с работодателями, а также на их якобы криминальной деятельности. Данное мнение мужа супруга не разделяет, считая, что для этого недостаточно оснований. К алкогольным проблемам мужа она относится без одобрения, но достаточно терпимо, отчасти потому, что её первый брак был отягощён теми же проблемами, но ещё более выраженными. О резвившемся у супруга психозе может добавить немногое. Рассказывает, что пришла вечером домой и увидела находящегося в состоянии крайнего возбуждения мужа, который неистово кричал на кого-то и крушил топором всё вокруг. Испуганная таким неадекватным поведением супруга, она сразу же вызвала бригаду скорой психиатрической помощи.
Динамика психического состояния во время лечения
После назначения дезинтоксикационной и седативной терапии у пациента наступил продолжительный, но тревожный сон. После пробуждения выявлялась полная редукция галлюцинаторной симптоматики, однако отсутствовала критика к перенесённому психозу. Обнаруживались признаки амнезии определённых фрагментов психотических переживаний, в частности, ситуации транспортировки в больницу, а также происходящего в приёмном отделении. Весьма неопределённо выглядели воспоминания галлюцинаторного изнасилования супруги. На фоне выраженного астенического синдрома с диссомническими (нарушения сна) проявлениями сохранялись умеренной степени выраженности тревога и депрессивные явления. Частичная критика к психотическим переживаниям сформировалась на 3-4-й день госпитализации, однако формирование полной критики затянулось до срока трёх недель. За это время пациент неоднократно общался с приходившей к нему в больницу женой, товарищами, очень осторожно расспрашивал других клиентов отделения о событиях дня своей госпитализации, с недоверием относился к получаемым сведениям. Лишь спустя указанный срок наш подопечный как будто лишился последних сомнений в природе своих переживаний того злополучного дня. Всё это время у него сохранялась некоторая тревожность и пониженное настроение.
Комментарии и психодинамическая интерпретация
Не вызывает сомнений наличие алкогольной зависимости у нашего пациента. Данная зависимость может быть оценена нами на уровне второй стадии алкоголизма, что подтверждают признаки алкогольного абстинентного синдрома и отсутствие выраженных деградационных изменений личности. Психологическое исследование личности выявило также паранойяльные и эпилептоидные особенности, проявляющиеся дисгармонично, поскольку они обуславливают нарушение межличностной коммуникации и внутрисемейные конфликты. Генетически формированию этих личностных особенностей, кроме, естественно, конституционального предрасположения, способствовали такие факторы, как стиль родительского воспитания, характерологические особенности отца, детская зависимость и фиксация на матери, конкурентная борьба за неё с братом (по всей видимости, успешная, если не считать переезд брата в другой город случайностью), возможно, частые драки в детстве и занятие боксом в последующем. Детская зависимость и психосексуальная фиксация на матери оставила свой след на всём дальнейшем развитии индивидуума, и в том числе, облегчила развитие алкоголизма (согласно психоаналитическим воззрениям). Паранойяльные черты личности не прослеживаются в детском анамнестическом материале заболевшего, но становятся заметными для нас с 1994 и выраженными с 1995 года, когда он теряет работу и испытывает фрустрирующее чувство собственной материальной несостоятельности, «проецируя» свои проблемы на проблемы жены и антисоциальное, на его взгляд, поведение её работодателей. Доминирующей фабулой паранойяльных тенденций выступают идеи ревности по отношению к супруге, в чём мы видим аналогию с детским опытом переживаний «в борьбе за мать», которые затем приобретают гротескно выраженную социальную направленность (гиперсоциальность). Усиление паранойяльных тенденций осенью 1995 года можно психологически объяснить затянувшимися и безуспешными поисками работы. Проявления эпилептоидных и паранойяльных личностных радикалов достаточно подробно описаны в анамнезе жизни, и нам нет необходимости рассматривать их повторно, равно и как ближайшую психозу психологическую личностную ситуацию, явно фрустрирующую и декомпенсирующую характерологические особенности. Они нам в известной степени психологически понятны. Алкогольный делирий развивается на фоне высоты абстинентного синдрома, полной бессонницы и декомпенсации соматической патологии: хронического пиелонефрита и хронического гепатита. Эти факторы способствуют и облегчают возникновение психотических расстройств, основной механизм происхождения которых пока окончательно не исследован. Ясно лишь, что витальное чувство страха и диссомния (нарушение сна), присутствующие в абстиненции и демонстрирующие заинтересованность дофамин- и норадрснергических систем, снижают порог защиты от галлюцинаторных расстройств и, если не обуславливают, то способствуют возникновению персекуторной (угрожающей) психотической фабулы. Отсутствие сна (в частности, сновидений), а следовательно, неудовлетворительное воспроизведение ресурсов макроэргических систем, вероятно, побуждает психическую активность индивида «спать» - грезить наяву, т.е. галлюцинировать. Такая гипотеза выглядит достаточно спорно, тем более, что вряд ли в состоянии психоза происходит энергетическое обогащение организма, однако весьма заметное сходство сновидений и алкогольных психотических переживаний позволяет подвергать такую аналогию критическому осмыслению. В таком случае психотические переживания выглядят как некачественный дериват, а может быть, и «посредник» сновидений. Ведь оказание медицинской помощи больному алкогольным психозом — психофармакологическая редукция психотических и абстинентных явлений, может рассматриваться как получение вторичной выгоды от возникшего заболевания. Первичная же выгода заключается в «разрядке бессознательного», освобождении от гнетущего чувства безысходности и личностной беспомощности по поводу выхода из критической жизненной ситуации. Не следует недооценивать и своеобразное отвлечение внимания от абстинентных явлений, переживаемых весьма тягостно. Перед разбором психопатологических переживаний в структуре описанного алкогольного делирия ещё раз напомним, что основной целью сновидения (в нашем случае - галлюцинаторного психоза), по Фрейду, является осуществление желаний. Желания могут быть как актуальными, так и нереализованными с раннего детства. Фрейд, однако, настаивал на обязательном сексуальном подтексте таких желаний. В механизмах реализации желания также необходимо иметь в виду процессы сгущения, смещения, изобразительности образов и вторичной обработки. Мы предполагаем, кроме того, мифологичность и символичность отдельных переживаний, отражение в психозе актуального либо детского опыта. Этот случай выглядит неординарным по причине до-психотических паранойяльных тенденций больного, происхождение которых мы уже отчасти обсуждали. Механизм собственно паранойи — далеко не самый безобидный патологический способ контроля над фрустрирующими переживаниями - вероятно, включился для реализации детского желания единолично завладеть матерью. (Конечно, весьма суррогатной реализации такого желания). В этой связи обязательное условие - осуществление желания - может выглядеть как подтверждение паранойяльной идеи. Однако это то, что лежит на поверхности. Давайте посмотрим, что же нам ещё может предложить психоаналитическая трактовка истории жизни и психотических переживаний пациента в плане фундаментального вклада ранних детских переживаний. Анамнестический материал периода детства позволяет достаточно обоснованно предполагать выраженное чувство ревности пациента - ребёнка к матери, касающееся не только младшего брата, но и отца. Разумеется, внешние проявления ревности к отцу были подавлены, а отчасти перенесены на младшего брата, вследствие чего наглядно не демонстрируются. Такая ситуация выглядит вполне логично, и вызывало бы недоумение как раз обратное положение дел. Генетически свою ревность заболевший перенёс из детства и проецировал на супругу. Если мы согласимся с этим утверждением, то личность последней и особенности её поведения нас интересовать в значительной степени не будут. Можно предполагать, что ревность была весьма интенсивна: будучи жестоко подавлена цензурой «суперэго», она существовала долгое время в бессознательном и подверглась реализации лишь в последние два года, достигнув апогея в «прорыве - разрядке» бессознательного в психотическом выражении. Можно предполагать, что в период детства наш подопечный подозревал наличие сексуальной близости отца и матери с характерной для ребёнка фантазийной садистической интерпретацией полового акта. Визуального подкрепления такой фантазии, исходя из данных анамнеза, однако, не было. Таким образом, детские вуайеристические (подглядывание) представления, закрепившиеся благодаря эпилептоидным и дополнившиеся впоследствии паранойяльными личностными особенностями, находят-таки себе подтверждение (возможно, именно в этом и состоит желание) в психотической визуализации: галлюцинаторные образы насилуют супругу, издеваются над ней, она просит помощи и её не получает. Аналогичным образом должен представлять себе ситуацию родительской близости ребёнок, находящийся ночью в кровати в своей комнате, осознающий собственное бессилие и «связанный» родительским запретом посещения их спальной. Ситуация отразилась в психозе в буквальном смысле - возбуждённое состояние клиента потребовало «фиксации». Гротеск переживаниям придают ксено- и криминалофобические элементы: отец в момент половой близости с матерью предстаёт в образе «чужого», садиста-преступника, но участие в изнасиловании жены соседей по палате подчёркивает отношение к «ближайшему окружению», т.е. выдаёт нам всё-таки в данном собирательном образе отца. Отец, как и работодатели жены, не стучится в дверь и не нуждается в приглашении - он оказывается в квартире, когда считает нужным. Желание убить отца налицо, но он по-прежнему неуязвим, как и актуальные агрессоры, а пациент также беспомощен сегодня, как в и детстве. Единственный выход из сложившейся ситуации - уснуть. Если ещё раз вернуться к паранойе нашего клиента и вспомнить, что ряд исследователей предполагают участие в механизме ее развития формирующуюся импотенцию или, того больше, - скрытые гомосексуальные наклонности, и принять их в качестве версии при интерпретации, то перед нами откроется серьёзнейший интрапсихический конфликт подопечного, разобраться в котором на основе имеющегося недостаточного анамнестического материала представляется крайне затруднительным. Танатофобические переживания (боязнь смерти), которые мы наблюдаем в заключении психоза, олицетворяют «разрядку бессознательного» от длительно скрытых и вызывающих фрустрацию от неудовлетворения желаний. Смерть символизирует как переход скрытого содержания в явное, так и детский страх смерти (возможно - кастрационный) за проявление либидонозной направленности на мать. Демонстрация ранее скрытых желаний бессознательного проявляется в психотических переживаниях в виде «обнажения», «вскрытия тела» пациента, экстернации интимного (внутренних органов). Такие символические образы поражают клиническое мышление, но вряд ли могут быть истолкованы каким-либо другим способом. Символическое изображение двух различных в генетическом смысле аффектов страха в одном переживании обусловлено механизмом «сгущения». Затянувшееся формирование критики к перенесённому психозу обусловлено, по-видимому, выраженностью и специфичностью психотических переживаний, а также восстановлением актуальности фрустрирующих до психотических - психологического и социального статусов.
На наш взгляд, описанный выше случай и его исследование напоминает загадочный психологический триллер: вначале мы наблюдаем у нашего пациента паранойю, дополнившуюся крайне любопытным для нас алкогольным психозом, затем обнаруживаем стоящий за всем этим мощнейший Эдипов комплекс, через который в свою очередь выходим на предположение о скрытой гомосексуальности. И даже после всего этого данный случай оставляет у нас много вопросов.