Аллопсихическая деперсонализация — субъективно тягостное переживание отчуждение психических актов, в которых представлены личностно значимые внешние объекты. Это объекты, на которые ориентированы потребности, привязанности, интересы, желания и вообще, вероятно, все то, с чем бывает связано ощущение стабильности и безопасности среды обитания.
Достаточно часто и особенно ярко деперсонализация бывает выражена в сфере отношений пациентов с ближайшим окружением. В первую очередь это касается привязанностей к близким людям, родителям. Больная вспоминает, что несколько лет назад она стала тяготиться своим домом. «Все в нем мне казалось чужим, каким-то далеким и незнакомым. У друзей мне было тепло и комфортно». Типично при этом, что именно близкие люди становятся объектом самой глубокой неприязни. Участливое отношение родителей воспринимается пациентами как холодность, враждебность, посягательство на личную свободу или безопасность. В итоге пациенты все более отдаляются от близких людей, замыкаются в себе, делаются озлобленными, порой жестокими — абалиенация.
Нередко отчуждение затрагивает также предметы и вещи, принадлежащие близким лицам, так что злость на последних может выплескиваться в виде косвенной агрессии. Отношение к посторонним людям при этом заметно не изменяется. Оппозиционное отношение к близким со временем приобретает все большее сходство с негативизмом, паратимией. Чем больше внимания и заботы близкие люди уделяют пациентам, тем сильнее страдают привязанности последних. Вот как рассказывает об этом пациент: «Дома я постоянно чувствую внутреннее напряжение, могу взорваться в любой момент. После скандала мне становится легче, отпускает на какое-то время, а потом снова хочется поскандалить. Я ко всему придираюсь, все мне не так, не по мне, родственники все делают не по-моему, а против меня. Я обозлился на них, все принимаю в штыки, называю их по-всякому в своей голове, только чтобы разрядиться».
 |
Проявления деперсонализации говорят о наличии психического расстройства. При подобных симптомах рекомендуем обратиться к врачу-психиатру |
Мать другого пациента сообщает: «Сын ненавидит меня, все делает наперекор, как бы назло мне. Он во всем обвиняет меня. Говорит, что я неправильно его воспитала, сделала уродом. Он ничем со мной не делится, у меня с ним нет никакого контакта. Когда я пробую просто поговорить с ним, что-то узнать о нем, он с вызывающим видом садится напротив меня, скрестив руки и ноги, будто отгораживается от меня. Любой разговор с ним тут же превращается в ссору, он начинает кричать на меня, обвинять, оскорблять самыми последними словами. После скандала уходит в ванную комнату, запирается там и громко поет. Потом выходит как ни в чем не бывало; не было ни разу, чтобы он попросил прощения. Я давно у него первый враг».
Сын, по ее словам, всегда был нелюдимым, замкнутым, никогда не имел друзей, ничем не увлекался. Был несобранным, постоянно куда-то опаздывал, не следил за своим внешним видом, за порядком в своей комнате, не отличался чистоплотностью. С детства страдал тиками, они сохранились и теперь, в 18 лет, правда, они стали другими. На людях он умеет скрывать тики, но дома «отпускает себя по полной программе»».
Сам пациент отзывается о матери холодно, отказывается обсуждать свои отношения с ней. Говорит только, что она для него как чужой человек, она не любит и никогда не любила его. Сообщает, что всегда был замкнут, «страшно» боялся других людей. Постоянно опасался, что сверстники могут побить его, среди них чувствовал себя отверженным. С детства, говорит он, «всего боялся»: темноты, высоты, заражения микробами, оставаться одному дома, отвечать в школе на уроках и мн. др. Иногда видел пугающие сны, один из них несколько раз повторялся в детстве в одинаковой форме.
Ему снилось при этом что-то «обычное, повседневное» и в то же время он чувствовал, что «надвигается зло» и вот-вот произойдет что-то «ужасное». «Представьте себе, — пояснил он, — что вы один знаете, будто вот-вот случится катастрофа. Ну, например, что Земля столкнется сейчас с метеоритом и все исчезнет, не будет ничего. Вы выходите на улицу, видите обычную обстановку, там куда-то по своим делам идут люди и никто из них даже не догадывается, что через минуту всему придет конец и их тоже не будет, и это навсегда. А вы-то про это хорошо знаете, но что вы можете сделать? Вас охватывает дикий страх, вы чувствуете себя абсолютно беспомощным, вы никого, даже себя спасти не сможете».
Пациент добавил затем, что за последние два года он стал более спокойным и раскованным, ему стало несколько легче общаться с людьми. Самостоятельно поступил в университет, учится усердно, но с большим трудом — нет, говорит он, хорошей «базовой подготовки». Считает, что ему помогают в основном молитвы, которые он читает утром и вечером. Считает себя человеком, хуже которого вряд ли кто есть еще, себя он «ненавидит». Признается, что боится быть до конца откровенным из опасений, что его «посчитают за сумасшедшего».
Оба последних наблюдения могут служить иллюстрацией феномена, известного как фамильная ненависть — устойчивая и парадоксальная враждебность по отношению к близким людям. Во втором случае наблюдаются также признаки аутизма в виде замкнутости, неспособности привязываться, чем-то всерьез и надолго увлекаться, формировать навыки опрятности, аккуратности и др.
В детском возрасте, как известно, враждебность к близким принимает иногда форму бреда чужих родителей, когда отторжение родительских чувств дополняется фантазиями о существовании где-то мнимых любящих родителей. Фамильная ненависть может быть поставлена в связь не только с деперсонализацией, но и с аутизмом, проявляющимся, в частности, беспричинным страхом социальных контактов, как это ясно показывает второе наблюдение. Вообще можно, пожалуй, утверждать, что сочетание беспричинной фамильной ненависти и аутизма есть скорее правило, нежели исключение.
Полагаем, что сказанное дает достаточно оснований для гипотезы о том, что и сам аутизм каким-то образом связан с нарушениями самовосприятия. Основная трудность, как нам представляется, состоит в том, чтобы определить, лежит ли в основе аутизма деперсонализация и/или противоположное расстройство в виде неспособности к персонализации, особенно если речь идет о детской психопатологии.
Знакомые люди, привычные объекты и ситуации воспринимаются при аллопсихической деперсонализации как нечто чуждое, новое, неожиданное или ранее неизвестное:
«Мои вещи казались мне чужими, ненужными, мне хотелось избавиться от них, я выбрасывала их в окно... Когда мне хотелось умереть и тянуло выпрыгнуть с высоты, мне приходило в голову, что после меня ничего не должно было остаться, все казалось ненужным, отталкивающим, противным. И я выбрасывала вещи, била посуду, рвала документы... Иду по своей улице и почему-то не узнаю ее, все в ней как-то странно изменилось. А ведь я лет 30 по ней хожу, знаю на ней каждую ямку...
После смерти мужа у меня однажды возникло состояние, что я как бы потерялась. Я перестала узнавать место, в котором находилась, не могла понять, каким образом я тут оказалась. Как будто кто завел меня в незнакомое место и тут бросил, а я не знаю, как отсюда выбраться. И такой страх, растерянность. Длилось это минут 10–15. В это время я не думала, что со мной происходит что-то неладное, это я поняла позже, когда пришла в себя... Иногда у меня возникает ощущение, будто я вхожу не в свою квартиру, а вроде в чужую. Все стоит на прежних местах, но все же в ней что-то не то, все как-то изменилось. Это похоже на то, когда долго не бываешь в каком-то месте, забываешь его, а потом узнать не можешь...
Смотрю фильм будто бы впервые, хотя я видел его не раз и могу вспомнить, что там и зачем... Перечитываю книгу с ощущением, что все в ней для меня ново, незнакомо, вроде я и не читал ее никогда прежде... Читаю свою рукопись и не узнаю ее, удивляюсь, неужели я писал все это... Слышу что-то привычное, повторяющееся, а мне кажется, что никогда раньше я такого не слышал. Даже петух поет будто впервые... Говорю себе: это моя одежда, она принадлежит мне, мне надо надевать именно ее, а не что-то другое. А одежда кажется мне чужой, вроде она с чужого плеча, будто кто посторонний оставил ее здесь... Вижу свою мать, знаю, что это моя мать, повторяю это про себя, но никак не могу отделаться от чувства, что это чужая, незнакомая мне женщина...
Смотрю на своих детей, но как-то странно. Кажется, что это не мои, а чужие дети, они как подставные, вроде их подменили... Был тяжелый разговор с начальником. Я разревелась потом, вышла на улицу и вдруг во мне как что-то перевернулось: не могу понять, где это я, в какую сторону мне надо идти, будто я попала в чужой, незнакомый мне город и совершенно заблудилась... Не раз было так, что еду я в автобусе или троллейбусе и вдруг спохватываюсь: где это я, куда я еду и откуда, ничего узнать не могу. Я и сны такие видела несколько раз, будто оказываюсь в каком-то совершенно незнакомом мне городе и теряюсь, не пойму, куда мне идти... Случается, что я не узнаю своей комнаты, все будто на месте, ничего не изменилось, вот только я смотрю на это с какой-то другой точки, с совсем другого места... У меня бывают состояния, в которых все почему-то не так как надо. У женщины походка какая-то не такая, люди разговаривают как-то не так, вроде я другими глазами на все гляжу. Да и сама я все делаю как-то не так».
Вот как рассказывает о больной ее дочь:
«У мамы часто возникают состояния, в которых она перестает узнавать обстановку. Несколько раз она терялась, уезжала на другой конец города, и не раз было, что мы с трудом ее находили. Мне пришлось снабдить ее мобильным телефоном, чтобы как-то помочь ей, когда она заплутает. Когда это случается, она звонит мне, описывает обстановку, какие там дома, есть там что-то примечательное. Обычно мне удается определить, где она в это время находится. Тогда я подсказываю ей, на каком транспорте и куда ей надо ехать или как пройти до дома. Когда с ней все в порядке, она ориентируется без труда, город она знает как свои пять пальцев».
Некоторые больные делают акцент на утрате способности предвидеть ход привычных событий, происходящее кажется непредсказуемым, совершенно неожиданным: «Иногда возникают вдруг состояния, в которых я не знаю, что произойдет в следующий момент... Все происходит как-то внезапно, будто и не ждешь такого, вроде этого и не должно бы случиться... Происходящее меня удивляет, кажется невероятным, будто я и не предполагала с этим столкнуться, хотя умом я понимаю, что все идет своим чередом, как обычно... Раньше, мне кажется, я всегда знал, что будет, а что — нет. Теперь же даже утро или вечер наступают как бы не по правилам, как будто их не должно быть, вроде должно быть что-то другое». Мы назвали бы это расстройство феноменом утраты предвидения внешних событий.
Восприятия внешних явлений с ощущением их новизны или чуждости обозначаются терминами «никогда не виденное», «никогда не слышанное», «никогда не происходившее ранее», «никогда не испытанное» (jamais vu, jamais entandu, jamais fait, jamais eprouve). Общее их название могло бы звучать как ранее не воспринятое.
Иногда встречается близкое им нарушение, когда какие-то недавние события воспринимаются как случившиеся очень давно и почти забытые: «Сын пошел в школу, мне кажется, лет 10 назад, хотя я знаю, что это совсем не так, это какая-то ерунда. Ему всего семь лет, и учится он в первом классе... Знаю, что замок в двери я поменял вчера, а кажется, что было когда-то давно... Из отпуска я вышел неделю назад, я точно это знаю. Но мне кажется, я не был в отпуске целую вечность». Пациентке И.С.Сумбаева кажется, будто в клинику она поступила чрезвычайно давно, будто она в ней родилась или, по крайней мере, не была дома уже несколько лет. О подобных сообщениях пациентов мы рассказывали и ранее. Такие болезненные переживания определяются достаточно спорным термином псевдореминисценция, то есть ложное воспоминание. (В данном случае речь идет лишь об одном варианте расстройства, есть и другое.)
Свежие впечатления не только вспоминаются с трудом, неполно или как удаленные в далекое прошлое, они утрачивают и актуальность, лишаются смысла. Вероятно, они и вспоминаются реже, и скорее забываются. Неудивительно, что некоторые пациенты совершенно случайно обнаруживают у себя обширные и невосполнимые провалы, лакуны в памяти на какие-то факты биографии, минувшие события. Выявление последних в анамнезе пациента может быть, вероятно, косвенным свидетельством того, что он перенес в прошлом стертое болезненное состояние с симптомами отчуждения.
Нам представляется важным и то, что аллопсихическая деперсонализация имеет некоторое отношение к нарушению восприятия времени. Вся его прошлая жизнь, например, кажется пациенту спрессованной в короткий промежуток времени, стремится обратиться в какую-то «точку», в «ничто», представиться перед ним так, будто ее вообще не было или она принадлежит другому человеку.
С аллопсихической деперсонализацией может быть связана диссоциация внешнего пространства как бы на две его половины: ту, которая доступна непосредственному восприятию и представлена текущими наглядными образами, и другую — невидимую, недосягаемую для слуха и зрения, существующую в известной степени лишь в воображении, т. е. находящуюся вне поля, доступного восприятию, например расположенную за спиной или на очень большом отдалении. Эта вторая половина пространства может доставлять некоторые неудобства и для здорового человека.
Ему, например, бывает неприятно, когда сзади него кто-то есть, и хочется оглянуться назад, чтобы успокоить себя. Она, эта вторая половина, иногда ощущается пациентами как таящая неизвестность, чем-то угрожающая, менее контролируемая. Так, больная рассказывает, что «пространство ночи» ее пугает, ей представляется, что ночью вокруг существует «много зла», а перед этим неведомым злом она ощущает себя совершенно беззащитной. При деперсонализации эта скрытая, пугающая часть пространства в первую очередь воспринимается с ощущением чуждости, находящейся где-то на безопасном отдалении, как бы по ту сторону действительности. И именно туда могут проецироваться отчужденные наглядные и мысленные образы.
Совсем не обязательно, что в этом проявлялись бы какие-то психологически понятные зависимости. Например, у пациента может появиться ощущение, что сзади кто-то стоит и на него смотрит. Если принять во внимание, что этот кто-то и есть сам пациент и именно он наблюдает сам за собой в данную минуту, то следует согласиться с тем, что именно свои собственные отчужденные самоощущения он воспринимает вне поля зрения.
Вот типичный пример экстракампинного восприятия: пациент смотрит на находящийся перед ним ковер на стене, но «видит» ковер позади себя, причем, говорит он не без удивления, видит так отчетливо, будто глаза его «находятся на затылке». Другой пациент сообщает, что он хорошо слышит и понимает речь человека, который стоит перед ним. Только видит он его нормально, перед собой, а вот речь его слышит как доносящуюся из-за своей спины. Такой же точно может быть проекция обманов слуха и зрения. Так, зрительные обманы пациент воспринимает позади себя, «затылком» либо проецирует их в удаленное пространство, например что-то разглядывает на линии горизонта, на звездах, в космосе, под землей либо за стенами дома.
Так, больная видит сзади себя собственные руки и ноги. Или пациент слышит голоса из ада, из другого города, из-под земли, с другой планеты. Пациент может воспринимать голоса и видения «из ниоткуда» или говорить, что они удаляются «в никуда» и там остаются. Больная выносит своего антагонистического двойника на противоположную сторону Земли и т. п.
Иными словами, речь идет об экстракампинных галлюцинациях, впервые описанных Е.Блейлером в 1903 г. Е.Блейлер считал такие галлюцинации патогностическими для шизофрении. Вероятно, и экстракампинные восприятия в той же мере типичны для этого заболевания. Экстракампинные видения, воспринимаемые сквозь перегородки, стены и дома, первым описал, как известно, А.Пик в 1903 г. Его пациенты «смотрели сквозь стены»,
«видели, как люди проникали за стены и передвигались за ними». Упомянутые галлюцинации Пика описаны при поражении дна 4-го желудочка, им обычно сопутствуют диплопия, нистагм, метаморфопсии.
Особенно часто выявляются оптические обманы в боковом поле зрения, встречаются обманы, локализуемые пациентами по краям границ зрения. Обычно это мимолетные видения чего-то неопределенного: «Вроде кошка пробежала... Мелькнул будто бы силуэт человека... Как мышь прошмыгнула... Скользнула какая-то тень». Бывают и обманы слуха, нередко локализуемые пациентами где-то на границе личного акустического пространства: стуки и звонки в дверь, стуки в окно, звонки по телефону, оклики с неопределенного расстояния, шорохи по углам, невнятный разговор будто бы за стеной. Обычно упомянутые обманы восприятия появляются задолго до манифеста болезни. О них сами пациенты вспоминают достаточно редко, как бы не придавая им значения, но в народных поверьях с такими явлениями связано немало пугающих примет.
